— Давай, открой свой чудесный ротик, хватит сырость разводить.

Я замотала головой, а он, схватив меня за щеки надавив на них насильно сунул ложку с вареньем в мой рот. А потом промокнул мои губы салфеткой.

— Вот так, хорошая девочка, не реви и мы поладим с тобой.

— Что здесь происходит! — взвизгнул знакомый голос позади нас.

Глава 5

— Отец? Да вот решил научить наглую девку манерам, если тебе недосуг. Развел в доме бардак. Позаселил актеришками, а они и за столом себя вести не могут, ни манер, ни такта. Так не долго того, что хозяевами себя здесь будут чувствовать, — усмехнулся он, глядя на меня.

— Ах ты щенок, а ну пошел прочь, не смей больше и на пушечный выстрел приближаться к Анечке. Театр мой также, как и дом, а ты скоро уедешь отсюда и наконец-то отлипнешь от мамкиной юбки, надеюсь ты все понял? — продолжал визжать старый князь.

А мне от этого ультразвука захотелось зажать уши.

Но тут в комнату в столовой появилась еще одна женщина. Можно сказать, что когда-то она была красива, я сразу поняла, что это хозяйка дома. Уж слишком разительное сходство с сыном. Высокая, блондинка с голубыми льдистыми глазами. Которые так и жалили насквозь своими иглами. В темно-синем наглухо закрытым платье. Она казалась выходцем с того света. Ей только некромантией заниматься в таком облике. Некогда приятное лицо сейчас было испещрено морщинами, а кожа словно обтягивала голые кости. Зрелище так себе.

Я не знала, что мне делать и можно ли уйти. Поэтому потихоньку начала пятиться назад. Пока не наткнулась спиной на столик с вазой. Она опасно задребезжала, и я резко обернулась чтобы подхватить ее, но к счастью не пришлось. Ваза устояла.

Я облегченно вздохнула, но спиной почувствовала, как на меня уставились три пары глаз. Вот и ушла незамеченной.

Я медленно повернулась.

— Твоя новая игрушка? — спросила женщина.

Непонятно было к кому она обращалась к мужу или к сыну.

Щеки мои вспыхнули румянцем и я забыв обо всех предупреждениях Проси я вдруг громко произнесла:

— Я человек, а не игрушка, как Вы соизволили выразиться. У меня есть честь и достоинство и попрошу уважительно отнестись ко мне и не говорить обо мне так, словно меня нет в комнате, — я даже сама испугалась своей речи.

Брови княгини и старого князя взмыли вверх, я всерьез испугалась, что они сейчас просто соскочат со лба. А вот Дмитрий прыснул со смеху и пробурчал:

— Ну попала ты девка.

— Дмитрий, — теперь визжала княгиня.

Чтож у них у всех голоса такие писклявые, словно комара раздавили.

— Матушка, ну не злись, девушка вчера головой знатно приложилась, не гневайся, — молодой князь заискивающе обратился к матери.

— Не гневайся, да что она себе позволяет, нищета, голь перекатная. Ее в дом взяли, а она о достоинстве говорит. Ну сейчас посмотрим, как ты достойно примешь десять ударов плетью! Григорий на двор ее.

Я опешила, какая плеть в наше время. Но Григорий был неумолим, он схватил меня за руки и потащил меня брыкающуюся и визжащую через коридор ко входной двери, которую перед ним услужливо распахнул другой лакей.

Меня в одном платье, практически босую, так как одну балетку я потеряла по дороге выволокли во двор. Морозец был еще не сильный, но я сразу продрогла. Видимо это был задний двор, потому что под ногами хлюпала грязь и кое-где стояли сарайчики и несколько телег с запряженными в них лошадьми, да ее сновали какие-то люди в грязно-серых тулупчиках. Но и они замерли, как только меня вытащили на улицу. В центре двора стоял помост, вот тут меня передернуло, и я перестала кричать, но не вырываться, хотя теперь к первому лакею присоединился второй, и они удерживали меня вместе.

Затащив по ступеням на деревянный настил, они выдвинули в его середину широкую лавку.

А потом один из них отпустив меня разодрал своими ручищами платье надвое, так легко, словно листик напополам порвал. Хорошо, что на мне была рубашка. Мне отчего-то стало стыдно, и я обняла себя руками стараясь закрыться от взглядов этого сброда. Потом они силой уложили меня на лавку на живот и привязали руки и ноги. Сил сопротивляться у меня уже не было. Да и крепко привязанной к лавке делать это стало в разы труднее. Я повернула голову ко входу. Оттуда выплыла княгиня в короткой шубке, старый князь и Дмитрий. Я умоляюще посмотрела в его глаза, но ничего кроме сожаления в них не заметила. В зубы мне сунули какую-то палку.

— Приступайте, — вновь взвизгнула княгиня, — Выбейте из нее всю гордость, а потом в подвал ее бросьте, пусть пару дней на хлебе и воде посидит. Тот самый лакей, что стоял у дверей оскалился и схватив плеть как следует размахнулся ей, первый удар обжег мою спину и боль от него пронеслась от головы до кончиков пальцев, каждый следующий обжигал все сильнее. Я сжала палку в зубах так крепко, что казалось вот-вот перегрызу ее. На третьем ударе я не выдержала и издала стон.

Не знаю, это ли меня спасло или что-то еще. Но Дмитрий вдруг бросился вперед и перехватив руку лакея, остановил его.

— Дальше я сам, — он сбросил камзол и закатав рукава белой рубашки выхватил плеть у слуги.

И собственноручно нанес мне еще семь ударов, они были не такими жгучими, но все же ощутимыми. Слезы лились из моих глаз, боль разрывала тело на части, казалось плеть входит глубоко в плоть, и я не сомневалась, что кожа моя рассечена. Постепенно сознание покидало меня. Я словно видела себя со стороны. Жалкое вздрагивающее и извивающееся тело в окровавленной рубахе. На десятом ударе я потеряла сознание с мечтой больше в него не приходить.

Глава 6

Я просыпаюсь оттого что мне холодно. Точнее, сознание возвращается ко мне, но я не могу никак разлепить веки. Постепенно ко мне приходит и боль с воспоминаниями о произошедшем. Кое как мне все же удается немного приоткрыть глаза. Я лежу на животе, подо мной твердая поверхность, не пойму никак где я.

Кажется, я на полу, на ужасно ледяном каменном полу. Пытаюсь перевернуться, о от этого боль только усиливается. Вдруг мимо меня пробегает мышь, я вскрикиваю и резко сажусь. В глазах тут же темнеет от пронзившей меня муки. Слезы брызнули из глаз. Как я могла так влипнуть?

не знаю сколько я провела на холодном и грязном полу, в настоящей клетке. Время для меня текло слишком медленно и мучительно. Спина саднила словно меня освежевали. Запястья и щиколотки кровоточили натертые веревкой, которой я была привязана к лавке. Хотелось пить и есть. Я попала в плен к настоящим садистам.

Меня трясло от холода и боли. Я слышала в углу, где была навалена куча соломы мышиный писк и не решалась даже подстелить себе хотя бы ее. Наконец-то послышались шаги, они эхом отдавались от высоких каменных сводов. Чем ближе они становились, тем медленнее человек шел. Я приготовилась к тому, что меня вновь накажут или наконец-то выпустят.

Но к моему удивлению перед камерой остановился Дмитрий. Он смотрел сквозь прутья с каким-то сожалением. Мне даже показалось, что ему жаль, но потом я вспомнила, как он наносил мне удары плетью и мне вмиг расхотелось на него смотреть. Я отвернулась и уставилась в стену.

— Тебе это не поможет, — спокойно проговорил он.

Я опешила:

— Что не поможет? — вновь посмотрела на него.

— Твоя гордость и обида на меня, если бы я не взял плеть, твое остывшее тело скорее всего закапывали бы на заднем дворе. Они могли тебя убить. Я всего лишь оказал тебе милость. Шрамы конечно останутся, но зато ты жива. Так что не советую обижаться на меня.

Я молчала и с ужасом думала о том, что он только что мне сказал. Они ведь и вправду могли меня убить, Дмитрий не шутит. но неужели нельзя было их просто остановить.

— Тебе еще повезло, что матушка не догадалась, что отец неравнодушен к тебе, иначе точно бы запороли до смерти и я бы ничего не смог сделать. Она страшна в гневе, — в его словах не было ни страха, ни упрека.

Для них это было обычным делом.